«Они жили под стук метронома»
Специальный проект интернет-портала «Рост.медиа» к 80-летию со дня снятия блокады Ленинграда

Мобильная версия сайта отличается от обычной. Рекомендуем смотреть с ПК.


Нажать:
«Я не помню начала войны, но хорошо запомнилось начало блокады. Дома на стене висела чёр­ная тарелка — репродуктор. Когда кольцо блокады замкнулось, все радиопередачи прекратились.
Из репродуктора доносился только стук метронома. Этот стук, как биение сердца, напоминал о том, что город ещё жив. Но положение его жителей с каж­дым днём очень быстро ухудшалось.
В домах не было воды, тепла и света. И как-то внезапно появи­лось чувство голода».
Сударевский Анатолий Алексеевич
1937 года рождения
Житель блокадного Ленинграда, эвакуированный в Новосибирск

Ребёнок блокады: воспоминания Анатолия Алексеевича Сударевского

из книги «Это мы, крещённые блокадой»

«Когда началась война, мне не было и пяти лет. Понятно, что внести какой-то вклад в защиту Ленинграда я ещё не мог, но все ужасы и лишения войны коснулись меня, как и всех ленинградских детей, в полной мере.

Жили мы с отцом, матерью и бабушкой в «коммуналке», на Васильевском острове. В квартире проживали ещё две семьи. О той страшной поре в моей детской душе осталось несколько ярких моментов.

Родители работали на военном заводе, и всё чаще не приходили домой ночевать, так как общественный транспорт не работал, а ходьба отнимала много сил. Домашние запасы продовольствия быстро закончились, а в магазинах продукты выдавались только по карточкам.

Первое время бабушка обменивала вещи на продукты, но это длилось недолго, так как лишние вещи, за которые можно было что-то получить, вскоре кончились. Вдобавок наступила очень холодная зима.Теперь уже бабушка не оставляла меня надолго одного. Мы шли с ней в магазин, где нам по карточкам давали только 125 грам­мов хлеба, и больше ничего.
Норма хлеба, выдаваемого жителям города по карточкам составляла 200 г. для работающих и 125 г. для остальных, включая детей.

Запомнились душераздирающие крики женщины, у которой вытащили из сумки карточки, пока она стояла в очереди. Без карточек человека ждала неминуемая голодная смерть.

Первое время, когда объявляли воздушную тревогу, мы с бабушкой спускались в бомбоубежище, но с каждым разом спускаться по лестнице во двор было всё труднее, так как наши силы таяли.

Бабушка делила полученный кусочек хлеба на маленькие комочки и давала мне по одному, пытаясь растянуть его на как можно длительное время. Но, конечно, притупить голод таким путём было невозможно. Иногда с работы приходили домой родители и приносили остатки от своих рабочих пайков, хотя сами едва держались на ногах.

Хорошо помню встречу Нового года (1942-го), когда передо мной на стол торжественно положили настоящий пряник. Вот это был праздник!

Дома у нас стояла печка «буржуйка», непонятно откуда появившаяся. Труба её была выставлена в форточку. Чтобы хоть немного согреться, мы бросали в неё всё, что могло гореть: книги, тетради, стулья, деревянные игрушки и прочее. Сгорало всё очень быстро, но тепла хватало ненадолго.

Фашистские самолёты теперь бомбили город только в тёмное время суток. Зимой в Ленинграде темнеет рано и, поскольку в бомбоубежище мы уже не ходили, я любил во время воздушной тревоги сидеть у окна. По небу беспрерывно шарили лучи прожекторов. Если прожектор ловил вражеский самолет, то он его уже не упускал. К нему присоединялись другие прожектора, и самолёт оказывался в перекрестии множества лучей.

От ослепления, и от того, что по нему лупили зенитки, самолёт вскоре вспыхивал и с рёвом падал вниз. Кроме того, в тёмное время над городом поднимали в воздух множество аэростатов, и когда самолёт сталкивался с одним из них, следовал взрыв и вспышка пламени. Мне эта картина очень нравилась и позволяла хоть ненадолго забыть о чувстве голода.

Иногда мы с бабушкой ходили за водой. Зима была холодная, и, чтобы зачерпнуть воду, приходилось спускаться по ледяным ступенькам к проруби. Бабушка несла ведро, а мне давала бидончик. Домой мы шли очень медленно, часто останавливались отдохнуть.

Навстречу нам шли люди и везли саночки, на которых лежали длинные предметы, завёрнутые в материю. Позже бабушка сказала, что это везут на Смоленское кладбище умерших от голода жителей Ленинграда.

С каждым разом число встречных людей с такими саночками становилось всё больше.

Ленинград. 1942 год
Отец, который отдавал нам почти весь паёк, обессилел настолько, что не мог даже стоять на ногах, и его положили в больницу. В марте 1942 года завод, где работали родители, стали эвакуировать. При этом мать эвакуировалась с заводом, а мы с бабушкой должны были ехать отдельно.

В назначенный день мы потащились пешком через весь город для посадки в автобус. Бабушка несла за плечами мешочек, сложив туда какие-то вещи, сколько могла унести. Автобусы вывозили нас ночью по льду Ладожского озера, по организованной «Дороге жизни».

Помню, что над нами летали самолёты, раздавалась стрельба, которая никого уже не пугала. Все были настолько истощены, что царило какое-то безразличие.

К рассвету мы добрались до другого берега. Здесь каждому из нас дали по кружке кипятка и, о счастье, по кусочку сахара. Нас посадили в эшелон, состоящий из товарных вагонов с соломой. Добравшись до стенки вагона, мы упали на солому и уснули.

Проснулись оттого, что поезд стоял, дверь вагона была открыта, и кто-то кричал, чтобы мы немедленно покинули вагон и легли на землю. Отбежав какое-то расстояние от вагона, мы упали навзничь.

Наш эшелон бомбил фашистский самолет. Бомбы летели вниз с ужасным воем. Немцы ставили на бомбы специальные вертушки, они и создавали этот вой для усиления психического воздействия. Бабушка прижимала мою голову к земле, а я всё пытался её поднять и посмотреть, как бомбы отрываются от самолёта.

Наконец, фашист улетел, и эшелон двинулся дальше. На одной из остановок бабушка обменяла самовар на котелок горячей картошки и бидончик молока. Вот это был пир! Наконец, мы доехали до города Кирова (ныне Вятка). И там каждый получил, кроме кружки кипятка, миску горячей каши из чечевицы. Её изумительный вкус я запомнил на всю жизнь.

В Кирове мы встретились с матерью, которая прибыла с заводом. Дальше ехали все вместе. Там же мы получили известие, что мой отец скончался в больнице от дистрофии. Так трагично закончилось моё блокадное детство. Впереди меня ждала далёкая и таинственная Сибирь, которая стала мне вскоре второй Родиной».

Эвакуация ленинградцев в новосибирск
из книги константина артёмовича голодяева «новосибирск военный»

«Уже через полторы недели после начала войны, 3 июля, в Новосибирск прибыл первый эшелон беженцев из западных областей страны. 5 июля органы власти распорядились на местах организовать приём и размещение эвакуируемых, устроить на работу трудоспособных лиц или зачислить их на курсы по переподготовке кадров. При крупных железнодорожных станциях области были организованы эвакопункты с оказанием медицинской помощи.

«21 декабря прибыли в Новосибирск. Вокзал кишел людьми. Люди спали на скамейках, на полу. Стоял крепкий и специфический запах, свойственный вокзалам. Люди страдали, плакали, дети ревели, шум и гам усиливали удручающее настроение».

— Виктор Иванович Погорелов
За первый год к осени 1942 в город приехало почти 100 тысяч человек. В основном это были жители Москвы, Ленинграда, Украины, Смоленской, Воронежской и Сталинградской областей.

«Когда началась война, в Новосибирск хлынули люди эвакуированные, как сегодня говорят, люди совсем другого менталитета, в основном ленинградцы».

— Эдуард Ипполитович Ельский
Обком выпускает постановление «…брать эвакуированных на квартиры путём уплотнения местных жителей…», прибывших из других регионов начинают подселять в частные дома и квартиры, размещают в школах, в других организациях.

Их прикрепляют к бытовым и лечебным детским учреждениям, к столовым, по возможности обеспечивают топливом. Многие люди приехали вместе с эвакуированными оборонными заводами: руководство, инженеры, кадровые рабочие.

«Когда началась война, к нам понаехало много родственников. Наша двухкомнатная квартира превратилась в большое общежитие. Много детей, много бабушек и т. д. Тогда папе дали при Медицинском институте квартиру. Мы отдали свою квартиру на Ельцовской всем эвакуированным. И жили прям в здании мединститута».

— Вера Израилевна Верба
Некоторым поначалу приходилось жить в палатках, в облупленных и холодных общежитиях. Зима была на носу, а народ всё прибывал.
Палатки на берегу Оби (Музей Новосибирска)

Подготовка эвакуации детей на Московском вокзале в Ленинграде

«Вся молодёжь жила на мансардах. Очень было холодно, поэтому спали по два человека на койке, чтобы второй матрас положить сверху на одеяло. А когда утром встаёшь, то сверху на тебе бугор снега, потому что верхотура не штукатурена была».

Екатерина Филипповна Гулина
В городе принимается решение о мобилизации жилого фонда для семей эвакуированных. В течение нескольких дней было освобождено 10 тысяч кв. м жилья.

«Не спрашивали, пустишь ты на квартиру или не пустишь, не спрашивали. Видят, что у тебя лишняя площадь, кого-нибудь к тебе поселят. И ничего, все мирилися. Никто, что «я не хочу», этого не было. Я часто вспоминаю, что народ в войну был очень дружный, каждый хотел помочь».

Инна Евдокимовна Захарова
Большинство горожан, от мала до велика, старались чем могли поддержать и воюющую армию, и приезжих. В городе был создан специальный фонд помощи эвакуированным. Новосибирцы делились с ними не только кровом. Они отдавали им тёплые вещи свои и своих родных, ушедших на фронт. Ведь у многих беженцев с собой даже не было тёплых вещей — лишь документы и небольшие котомки.

«Условия были очень тяжёлыми, особенно зимой 1941-42 и 1942-43 годов: не было топлива, и мы сидели в классах в зимних пальто. Жёсткая карточная система — маленький паёк хлеба и почти никаких продуктов. Работникам завода им.Чкалова далеко за тюрьмой выделили участки земли, сажали картошку и только поэтому, думаю, не умерли с голоду. Не было одежды. Когда уезжали, дали указание: «Зимних вещей не брать!». Предполагалось, что эвакуация временная, до осени. Поэтому все были без зимних вещей».

— Ф.М. Руденский
Для многих тысяч эвакуированных на восток понятие «сибиряк» стало обозначением не только закалённости, но также синонимом глубокого великодушия и доброты: нравственная репутация Сибири в те дни возрастала и в тылу.
А приток беженцев в область всё продолжался. 1 августа 1941 г. на Комсомольском проспекте открывается новый детский дом. 9 августа завод имени Чкалова принял четыре эшелона женщин и детей, эвакуированных из ещё не окружённого Ленинграда».
Новосибирск нас спас: история Ларисы Николаевны Евдокимовой

Член Новосибирской областной общественной организации «Блокадник» поделилась с «Рост.медиа» своей историей. Её ребёнком эвакуировали из истощённого города в Новосибирск. Здесь она осталась и считает наш город своей второй родиной, но воспоминания о блокаде всегда живы в сердце той трёхлетней девочки.

«По найденным документам я родилась в Севастополе. В большой семье, но семья была очень бедная. У мамы подруга проживала в Ленинграде. В сороковом году она приехала в Севастополь, увидела положение моей мамы, и сказала, что на время меня возьмёт в Ленинград, чтобы помочь. Я 39-го года рождения, уже в сороковом меня привезли в Ленинград.

Подруга мамы работала на фабрике «Красный Октябрь». Но 12 марта 1942 года её не стало. Я осталась одна в Ленинграде.

И была ещё няня, которая со мной гуляла. Я с ней прожила 5 месяцев. Когда стали детей готовить к эвакуации, она меня привела на вокзал и решила отправить на «большую землю». В это время началась стрельба, начали бомбить поезда. Появились раненые и убитые, и всё это я видела своими глазами. Мне тогда было около трёх лет, меня посадили около лесочка на вокзале, я так сидела и это всё видела.


Взрыв на железнодорожных путях. 1943 год
Было собрано тридцать детей в возрасте от двух до 5 лет, и нас отправили сюда, в Новосибирск. Мы прибыли на станцию «Алтайка» (сейчас «Новосибирск-Южный», прим. «Рост. медиа»). Здесь был дом малютки, возглавляла его Александра Павловна Славная. Она была директором и врачом.

Нас привезли и стали выгружать из поезда. А когда Александра Павловна отправилась за нами, ей дали телегу с лошадью и сказали: «возьмите ещё коробки». Она удивилась: коробки-то зачем? Ответили, что они пригодятся.

«Нас на руках выносили. Стояла телега, и Александра Павловна начала укладывать детей в коробочки — многие были немощными и не могли сидеть».
Лариса Николаевна Евдокимова
Кто мог сидеть, тех посадили на телегу. Среди тех, кто помогал, была и моя будущая бабушка. Александра Павловна привезла 25 человек, а пятерых уже не могли отправить из Ленинграда, потому что поняли, они не доживут, не доедут до Новосибирска.

И моя будущая бабушка пришла домой после этого и сказала дочери: «Дочка, иди возьми ребёнка, потому что у тебя больное сердце. Ты не сможешь ни медсестрой, ни кем-то ещё быть на фронте. А ребёнка возьмёшь, сделаешь доброе дело, спасёшь чью-то жизнь».

Мама пришла в дом малютки и сказала: «Мне девочку, на меня похожую». Меня к ней вывели, я на неё посмотрела, подошла, взяла за руку и сказала: «Мама». Это были мои третьи родители, мама и бабушка. И я им благодарна. Они меня подняли на ноги, вырастили и дали образование.

О страшных месяцах блокады

Когда началась блокада Ленинграда, страшно было от этих выстрелов. Маленькие дети все, как только начинались выстрелы, пугались и прятались. Кто под кровать прятался, кто под стол, в шифоньер залазил или в какой-то ящик, лишь бы только не слышать этих ужасных звуков. Затыкали уши, чтобы не слышать этот жуткий шум. И это было очень страшно.

Когда мы приехали сюда, в Новосибирск, у меня дико болела всё время голова. В ушах всегда был этот шум. И я была очень сильно напугана. Когда я первый раз попала на Монумент Славы, и там стали стрелять, я чуть в обморок не упала. Хорошо, я была не одна. Мне вспомнилось сразу всё, что было там, в блокаде.

Сказать, что в блокаду голодали, не сказать ничего. Что такое 125 граммов хлеба? Это хлеб, который состоял из ничего. Такой хлеб мы никогда не ели. Когда его первый раз испекли, многие даже умирали от того, что желудок не мог переносить эту еду. Потом его состав немножко изменили, и дальше люди стали его есть.

Мы никогда не просили еды, потому что еды просто не было. И что такое кусочек? Представьте себе, вы взяли хлебушек, отрезали тоненький ломотик и пополам разрезали. Половинка этого ломотика – еда на целый день. Резали его мелко-мелко полосочками для того, чтобы было на завтрак, на обед. И ещё кусочек оставляли на утро.

А почему оставляли? Потому что в 5 утра ходили в очередь за хлебом, приходили, а там написано: «Хлеба сегодня не будет». А почему? Потому что были засланцы в Ленинград. Они надевали офицерскую форму, подъезжали к магазинам, когда только разгрузили хлеб. Они, засланцы, подъезжали, говорили: «Мы хлеб забираем на фронт». Им отвечали: «Нет, это для жителей Ленинграда». Этих людей, которые отвечали за хлеб, расстреляли, загрузили в свои машины хлеб и уехали. И оставили записку: «Хлеба не будет».

Фашисты бросали листовки: «Дамы, берите своих детей, откройте ворота. Мы вас накормим, мы вас не обидим. Выходите, поднимите белые флаги. Мы вас накормим, мы вас не тронем, только дайте нам возможность войти в Ленинград».

А люди сказали: «Камни будем грызть, но Ленинград не сдадим».

Желание выжить сильнее войны


У нас был такой случай. Маленький ребёнок, он только родился, может, месяца два-три ему было, лежит. Мама говорит: «Я пойду тебе сейчас смесь приготовлю, чтоб тебя покормить». А он кричит раздирающим голосом. Она: «Ты потерпи, я сейчас приготовлю, тебе дам». А он ещё громче. Она только шаг от него, а он ещё громче. Взяла его на руки, ушла на кухню. И в это время бомба падает туда, где лежал этот младенец.


Разрушенный бомбардировкой дом на проспекте 25-го Октября в Ленинграде
То есть ребёнок, чувствуя, что не выживет, своим криком заставил маму взять его на руки, потому что он хочет жить. И это его спасло. А там, где он лежал, оказалась яма. То есть в облако как раз упала. Наверное, туда и половина дома обвалилась. Какая жажда жизни была даже у маленьких детей! И это не единственный случай. Таких историй было достаточно. Я когда беседовала с нашими блокадниками, мне очень многие случаи рассказывали, как они выживали.

Из воспоминаний Морозовых Антонины и Олега Никитичных


«Ревёт сирена, и диктор объявляет: «Воздушная тревога, воздушная тревога!». Значит, снова надо идти в бомбоубежище. Мы тогда ещё могли ходить. Мама говорит: «Ребятишки, давайте не пойдём в этот раз, так надоело, несколько раз в сутки». А мы с братишкой Олегом говорим: «Мама, давай сходим ещё один раз, и больше не будем». И вот диктор говорит: «Отбой воздушной тревоги, отбой воздушной тревоги!» И музыка такая красивая, радостная.

Вышли наверх и остановились. Я смотрю в сторону нашего дома, а там жёлтая стена, от земли и до самого неба. Я говорю: «Ой, мама, что это такое?», а мама говорит: «Это наш дом горит». Дом был деревянный, из бруса, 3-этажный, и зажигательная бомба попала прямо в него.

Нас поселили на улице Мира, это рядом, в пустующую квартиру, и приходилось ходить в бомбоубежище в то же самое. И теперь уже, как всегда, под вой сирены спускались в бомбоубежище. В тот раз мама говорит: «Дети, пойдёмте опять», а мы ей: «Мама, давай сегодня не пойдём. Ты ложись, а мы ляжем на тебя; нас убьет, а ты живая останешься». Так и не пошли.


А когда на другой день мама пошла в булочную за пайком, то увидела, что от нашего бомбоубежища остались только развалины, огромная груда кирпича. А ту жёлтую стену я вижу и сейчас, и даже с незакрытыми глазами».

Ладога дорога жизни

Вы знаете, что такое Ладога? Это очень большое озеро. Оно тянется вдоль и поперёк на несколько километров. Но когда там бывает шторм, волна называется «злой», потому что волна высоко поднимается, и, если на пути встречается лодка или ещё что-либо, переворачивает её. Когда Ленинград стал глухим, единственной дорогой связи с большой землёй была Ладога.

Впервые по Ладоге где-то уже в октябре пошла первая баржа. Первую пустили с хлебом и мукой, которые пошли в Ленинград.

В ноябре отправили первых людей из Ленинграда на большую землю. Две полных баржи людей. Когда они плыли, в это время начался шторм. Баржи перевернулись. Люди ушли туда, на дно, погибло около тысячи человек.


Переправа через Ладожское озеро

Смертельный подарок на Новый год


В Ленинграде на дороге жизни была палатка, куда собирали детей, которых готовились эвакуировать. И там оказался человек, который вёз мандарины в Ленинград на Новый год. Одну коробку этих мандаринов оставили для детей.

И обратили внимание: все машины обстреливают, а эту не трогают. Потом заметили, что на машине мелом провели черту. А он то одному машину даст, то другому, то третьему. И тогда решили наблюдать. Всё-таки его обнаружили. И что вы думаете? Его заставили эти мандарины есть.

Естественно, он погибает от этого. Прибегают в палатку, где ребятишки:
Ребята, кто-нибудь пробовал мандарины?
Нет, никто не пробовал. Мы ждём, когда они оттают.

Эту коробку сразу в костёр бросили, чтобы дети не отравились.

«Память о тех временах очень тяжелая. И надо, прежде всего, сказать большое спасибо Новосибирску, который принимал и заводы, и фабрики. 57 организаций принял Новосибирск. Ни одного человека не оставили на улице. Всех разместили. Блокадников сюда приехало более двух тысяч. И люди сказали спасибо Новосибирску, что он нас спас».

«Если составить «словарь» наиболее употребляемых в блокаду слов, то я бы включила в него такие слова: паёк, дуранда, дистрофия, воздушная тревога, метроном, бомбоубежище, буржуйка, фугаски, эвакуация, «Дорога жизни», затемнение, светящиеся жетоны. И с каждым из этих слов связано воспоминание.

Для меня наиболее значимыми до сих пор остались дуранда и метроном. Дуранду жмых, отходы маслобойной промышленности, которые до войны сжигали в пароходных топках выменивали на одежду, покупали за деньги. Если матери удавалось выменять или купить на рынке дуранду, то это было существенное добавление к кусочку хлеба, который по современным исследованиям определен как несъедобный. Ведь в начале ноября 1941 г. в муку стали добавлять обойную пыль, затхлую муку, целлюлозу!

Другим сильным впечатлением, кроме хлебного пайка, был ленинградский метроном. Он являлся одним из символов осажденного города. Работал круглосуточно. Его выключали только на время сигналов воздушной тревоги, а также на время передач постановлений, сообщений, приказов.

У метронома было два ритма — учащённый и замедленный. Если ритм был учащённый, то жители города знали, что опасность ещё есть, а если замедленный (50 - 60 ударов в минуту), то это значило — опасность миновала. Метроном имел очень большое психологическое значение. Когда он отбивал ритмы, то мы знали, что мы вместе и не брошены. Он был пульсом жизни».
Миляева Людмила Сергеевна, 1928 год рождения
Жительница блокадного Ленинграда, эвакуированная в Новосибирск
Символом блокадного Ленинграда также стала седьмая симфония Дмитрия Шостаковича. Композитор написал своё произведение, вложив всю боль, горечь и готовность защищать свою родину в тяжёлые для города 900 дней. Специально для «Рост.медиа» Татьяна Абрамовна Шиндина, редактор Новосибирского академического симфонического оркестра рассказала историю создания симфонии, которая стала гимном победы над фашизмом.

Специальный проект посвящается памяти погибшим ленинградцам. Стойкость, сила духа и героизм жителей блокадного Ленинграда навсегда оставили след в истории человечества, став символом несгибаемости русского народа.

Над проектом работали:
  • Юлия Акиньшина
    начальник отдела медиа и связей с общественностью АПМИ
  • Дарья Казьмина
    редактор интернет-портала «Рост.медиа»
  • Светлана Лапатская
    редактор интернет-портала «Рост.медиа»
  • Вадим Белинский
    редактор интернет-портала «Рост.медиа»
  • Артём Фадеев
    редактор интернет-радио «Мост»
  • Екатерина Артюхина
    корреспондент интернет-портала «Рост.медиа»

Источники:

  1. Это мы, крещенные блокадой. - Новосибирск: Новосибирское книжное издательство, 2007.— 264 с.
  2. Фронт и тыл блокадного Ленинграда / Сост. JT. Н. Евдокимова. — Новосибирское книжное издательство, 2009. — 224 с.
  3. Новосибирск военный в воспоминаниях современников. Том I / К. А. Голодяев; редактор Е. Г. Немцева ; МАУК «Музей Новосибирска», МКУК ЦГБ им. К. Маркса. —Новосибирск : ООО «ЭКСЕЛЕНТ», 2022. — 384 с. : ил. — ISBN 978–5–6048824–9–8 (Т.1).
  4. Новосибирск военный в воспоминаниях современников. Том II / К. А. Голодяев; редактор Е. Г. Немцева; МАУК «Музей Новосибирска», МКУК ЦГБ им. К. Маркса. —Новосибирск : ООО «ЭКСЕЛЕНТ», 2022. — 384 с. : ил. — ISBN 978–5–6048824–8–1 (Т.2).
  5. Видеообложка: Rutube канал МРТК
This site was made on Tilda — a website builder that helps to create a website without any code
Create a website